26 декабря (14 декабря по старому стилю) 1825 года, т.е. 195 лет назад на Сенатской площади в Санкт-Петербургев столице Российской империи, произошло восстание декабристов, в результате которого были казнены и отправлены на каторгу сотни революционеров. Александр Пушкин избежал этой участи, доверившись знакам судьбы…
Той трагической зимой 1825 года, когда умер император Александр I, а члены тайных сообществ решили совершить революцию в России, Пушкин был в ссылке в Михайловском. Узнав о планах своих близких друзей-декабристов, поэт твердо решил ехать в Петербург, чтобы встать с ними плечом к плечу во время восстания.
Александр Сергеевич распорядился готовить повозку до столицы, а сам поехал проститься с друзьями в соседнюю усадьбу, в Тригорское. Но дальше произошло необъяснимое… По пути Пушкину дважды перебежал дорогу заяц, а по возвращению в Михайловское он узнал, что слуга, назначенный с ним ехать в Петербург, внезапно заболел белой горячкой. Суеверный поэт сразу распознал в этих событиях знаки судьбы и отказался от поездки в столицу.
Еще в лицейский период среди товарищей Пушкина были будущие декабристы. Его близкие друзья Иван Пущин — активный участник и организатор восстания 14 декабря, его любимый «Кюхля» — Вильгельм Кюхельбекер, выступивший на Сенатской площади с оружием в руках.
Пушкин был в дружеской переписке с вождем левого крыла Северного общества К.Ф.Рылеевым, хороршо знал одного из идеологов декабризма — Николая Тургенева.
Дружеские связи соединяли Пушкина и с группой заговорщиков Южного общества: П Пестелем, В.Давыдовым, С.Волконским, семьями Раевских, Орловых.
Но все эти личные связи не столь важны, как само творчество поэта и идеологическая роль этого творчества в движении декабристов. Стихотворения Пушкина «Деревня», «Вольность», «Кинжал», послание к Чаадаеву («Любви, надежды, тихой славы»), его эпиграмма на Аракчеева — были известны каждому декабристу.
«В бумагах каждого из действовавших, — пишет с упреком Пушкину В.А.Жуковский, — находятся стихи твои». Не только декабристы, но и все близко стоявшие к их идеологии группы, зачитывались сочинениями Пушкина. Ходячим мнением было то, что нет «сколько-нибудь грамотного прапорщика в армии», который не знал бы наизусть этих вольнодумных творений. Напоенные лозунгами эпохи, эти произведения в свою очередь являлись мощными организаторами революционной идеологии, орудиями борьбы. Пушкин не был членом тайного общества декабристов, не участвовал ни в восстании 14 декабря на Сенатской площади, ни в восстании Черниговского полка. Но можно без преувеличения сказать, что вольнолюбивые стихи Пушкина боролись в рядах восставших и были активными участниками внутренней жизни заговора. На долю Пушкина-поэта выпала значительная роль организатора системы убеждений декабристов, и с этой точки зрения, Пушкина можно назвать активным участником декабрьского восстания.
ВОЛЬНОСТЬ
ОДА
Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.
Открой мне благородный след
Того возвышенного галла,
Кому сама средь славных бед
Ты гимны смелые внушала.
Питомцы ветреной Судьбы,
Тираны мира! трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная Власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит
И преступленье свысока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон — а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
Тебя в свидетели зову,
О мученик ошибок славных,
За предков в шуме бурь недавных
Сложивший царскую главу.
Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон — народ молчит,
Падет преступная секира…
И се — злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле.
Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —
И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
Ода «Вольность» с шаржированным портретом Павла I. Рисунок Пушкина. 1819.
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
Ноябрь-декабрь 1817 (предположительно)
При жизни Пушкина стихи не были напечатаны не бы. Но несмотря на то, что при жизни Пушкина ода не публиковалось, в ту пору она была широко известна в литературных и революционных кругах. Известно, что стихотворение было найдено в вещах некоторых декабристов. Впервые оно было опубликовано в 1856 году Герценом в Лондоне в альманахе «Полярная звезда». По оценке историков и литературоведов, ода «Вольность» является начальной точкой политической поэзии Пушкина и одним из первых революционных стихотворений.
Рукописи:
Автографы:Беловой автограф оды Вольность А. С. Пушкина.
1. Беловой в архиве Тургеневых — ПД № 24. Рукой Пушкина написаны ст. 1—88. Под стихом 88 сделана Пушкиным концовка, свидетельствующая о том, что в этом списке поэт сознательно не ввел в текст последнюю строфу, как бы отказываясь от нее. Последняя строфа (ст. 89—96) написана сбоку рукой А. И. Тургенева.
(В 1817 году Пушкину было восемнадцать лет. Он только окончил обучение в Царскосельском лицее и был зачислен в Коллегию иностранных дел. Он интересуется общественной и литературной жизнью северной столицы, активно посещает собрания литературного кружка «Арзамас», вступает в объединение «Зеленая лампа», часто гостит на квартире у братьев Николая и Александра Тургеневых. Есть мнение, что знаменитую оду поэт написал именно на квартире у Тургеневых, которое окнами выходило к Михайловскому замку, где был убит император Павел I. Стихотворение «ошеломило» братьев Тургеневых, которые до того считали поэта легкомысленным и изнеженным.)
К Чаадаеву
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
1818 г.
ДЕРЕВНЯ
Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Я твой: люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда…
Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
1819 г.
Кинжал
Лемносский бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия позора и обиды.
Где Зевса гром молчит, где дремлет меч закона,
Свершитель ты проклятий и надежд,
Ты кроешься под сенью трона,
Под блеском праздничных одежд.
Как адский луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет,
Среди своих пиров.
Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
За потаенными замками,
На ложе сна, в семье родной.
Шумит под Кесарем заветный Рубикон,
Державный Рим упал, главой поник закон;
Но Брут восстал вольнолюбивый:
Ты Кесаря сразил — и, мертв, объемлет он
Помпея мрамор горделивый.
Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:
Презренный, мрачный и кровавый,
Над трупом вольности безглавой
Палач уродливый возник.
Апостол гибели, усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал,
Но вышний суд ему послал
Тебя и деву Эвмениду.
О юный праведник, избранник роковой,
О Занд, твой век угас на плахе;
Но добродетели святой
Остался глас в казненном прахе.
В твоей Германии ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе —
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.
1821 г.
Стихотворения «Во глубине сибирских руд» и «Мой первый друг, мой друг бесценный», написанные А.С.Пушкиным вскоре после приговора декабристам были переданы в Сибирь с Александрой Муравьёвой.
И. И. ПУЩИНУ
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
И. И. Пущин. Рисунок Пушкина. 1826.
Во глубине сибирских руд…
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
1827 г.
Добавить комментарий